С семиотической точки зрения фольклорная традиция есть передача по каналам устной коммуникации культурно и социально значимых сообщений. Основными характеристиками фольклора можно считать тесную его взаимосвязь с динамическим взаимодействием людей в вернакулярных контекстах в противовес жестким институциональным каналам и застывшим социальным структурам. При таком понимании фольклорной традиции фольклористика оказывается дисциплинарной областью, которая накапливает уникальный исследовательский опыт одновременно как в отношении осмысления транслируемых сообщений, так и в отношении методологических принципов работы с текстами и механизмами их передачи. Это позволяет предположить, что в исследовательской практике в смежных областях могут оказаться продуктивными два варианта переноса теоретических ресурсов фольклористики: по наличию фольклорных элементов в исследуемом материале и по общим принципам работы с текстами (в широком семиотическом смысле).

В рамках форума участникам – исследователям, имеющим значительный опыт полевой работы и теоретического осмысления устной традиции – были предложены для обсуждения вопросы, касающиеся границ предметной области фольклористики, использованиятее методологического инструментария для анализа объектов иных дисциплинарных полей, взаимодействия фольклористики с другимитнаучными дисциплинами и др.

В статье анализируется применение диалектологических методов для изучения славянской мифологической системы на примере полесско-карпато-балканских параллелей. Возможность использования диалектологии в области фольклористики связана с понятием этнокультурного диалекта – набора характерных особенностей традиции, распространенных в границах определенного ареала и закрепленных географически. В статье рассматривается диалектное распространение на территории Полесья следующих четырех мифологических мотивов и сюжетов, основной ареал распространения которых находится в карпато-балканском регионе: 1) «змея, которую в течение ряда лет никто не видел, приобретает демонические свойства»; 2) «покойник становится “ходячим”, если через него перескочило какое-либо животное (кошка или собака) или перелетела птица»; 3) «чтобы покойник не “ходил”, ему рассказывают нонсенс»; 4) «человек превращается в волколака, если его родители нарушали запреты». Картографирование этих мотивов на территории Полесья показывает, что они известны исключительно в центральной и отчасти в западной частях Полесья. Фиксации этих рефлексов в Полесье немногочисленны, тогда как в карпато-балканском регионе аналогичные мотивы широко известны. Представленный материал показывает связи, ранее существовавшие между полесским и карпатским регионами. Метод картографирования позволяет понять, как происходило формирование мифологической системы исследуемого региона, и позволяет решить проблему диахронического описания восточнославянской традиции.

В статье рассматривается вопрос о статусе языка фольклора – теоретическая проблема фольклористики, имеющая давнюю историю, но получившая в последнее время новый ракурс в связи с расширением предметного поля фольклористики. Специфика языка фольклора традиционно определялась относительно диалекта и относительно литературного языка, причем исследователи начиная с XIX в. и до наших дней исходили из идеи наддиалектности языка фольклора, видя в нем своеобразный аналог литературного языка носителей диалекта. Однако наблюдения над языковой организацией прозаических текстов устной традиции с установкой на достоверность (мифологические рассказы, предания, поверья, описания ритуальных практик и др.) показывают, что к ним неприменимы эти теоретические выкладки. Язык этих текстов представляет собой повседневную разговорную (диалектную, просторечную или литературную) речь носителей фольклорной традиции, функционирующую в режиме диалога и обладающую всеми структурными признаками спонтанной разговорной речи. В статье предлагается разграничить «язык фольклора» и «язык фольклорной традиции», при этом под первым понимается вербальная сторона фольклорных текстов жанров традиционного фольклора (песен, былин, сказок и т. д.) – структурно упорядоченных, «отшлифованных» многократными повторениями в процессе передачи, с четко выраженной эстетической функцией, а под вторым – язык повседневной коммуникации носителей традиции, в рамках которой появляются и существуют тексты, эксплицирующие традиционное знание.

Любое интервью соотносится с реальностью весьма условно: в рассказе от первого лица имеет место и конструирование образа себя, и концептуализация реальности, и моральный подтекст. Выделить эти вещи помогает фольклористический подход, основанный на поиске текстологических параллелей, выделении речевых жанров, формул и других клише. В статье рассмотрены механизмы, посредством которых формируется образ эзопова языка в интервью с горожанами разных поколений, преимущественно из писательской среды. В частности, сопоставляется применение формулы «Софья Власьевна, как тогда называли советскую власть» в интервью, журналистике и художественной прозе. На основе устных рассказов мы можем судить не столько о практиках эзопова языка в позднее советское время, сколько об образе этого явления, круге мотивов, в которых раскрывается его природа – как с точки зрения тех, кто жил в описываемый период, так и в глазах более молодого поколения.

Статья посвящена теме падения демонов с небес в русской иконографии. Прослеживаются ключевые представления о происхождении бесов, кочевавшие в русской средневековой книжности, и их визуализация в иконах, фресках и миниатюрах. Рассмотрены важнейшие визуальные мотивы – поражение от небесного воинства / от архангела Михаила, низвержение в огненной реке, падение на землю и др., в которых воплощалась идея преображения ангелов в демонов в результате битвы на небесах. Визуальной компиляцией этих мотивов стала русская иконография Страшного суда, оформившаяся во второй половине XV в. В композициях Суда демоны играют широкий спектр ролей: проигрывают сражение на небесах и низвергаются на землю в начале времен, борются за людские души (ожидая их на мытарственных станциях, подкладывая свитки грехов на свою чашу «мерила праведного», преследуя ангелов, которые уносят спасенные души прочь, и сталкивая в геенну осужденных), мучают грешников в сегментах ада и, наконец, оказываются вечными узниками преисподней. В XVII столетии каждый из этих мотивов, включая падение ангелов с небес, будет разрабатываться в лицевых сборниках.

Цифровые медиа не впервые меняют то, как люди обращаются со временем и планируют его в повседневной жизни. Однако количественных исследований на эту тему крайне немного. В настоящей статье представлен дизайн опроса, позволяющего замерить темпоральные изменения в двух культурных контекстах: немецком и китайском; поскольку ранее они представляли собой две разные темпоральные культуры, которые в настоящее время, как принято считать, гомогенизировались. Опираясь на теорию габитуализации, теорию социального конструирования реальности и триадную взаимную причинность, автор обрисовывает, как к цифровым темпоральным изменениям можно подойти посредством двуязычного опроса, к примеру, на немецком и на упрощенном мандарине, который в настоящей статье приведен по-английски. Опосредованная Интернетом коммуникация замеряется наряду с личными факторами, социальными и ситуативными влияниями как независимыми переменными. Темпоральное понимание как зависимая величина – девятимерный конструкт, состоящий из эмных немецких и китайских понятий времени.