Статья известного отечественного китаиста Бориса Львовича Рифтина (1932–2012) посвящена сравнительному анализу одного из широко распространенных фольклорных сюжетов, рассказывающих о существовании в некие древние времена нескольких солнц и об уничтожении лишних светил мифологическим героем. В значительной мере работа базируется на собственных полевых записях автора, сделанных им у аборигенов Тайваня, у народов бунун и тайя, в 1992–1998 гг.
Исследователь приходит к выводу, что миф о победе над испепеляющим солнечным жаром развился из более общего представления об избыточном количестве солнц, оно встречается и в Европе, и в Африке, но главным образом – в Тихоокеанском регионе, в Восточной Азии и в Америке. Миф же о стрельбе в лишние солнца существует прежде всего в материковом Китае, на Тайване и Филиппинах, в Индонезии и на северо-востоке Индии, но практически не отмечен к северу от Амура, у тюркских народов Центральной Азии и в Тибете. Таким образом, обширный ареал распространения этого мифа имеет четкие границы, причем многие народы, у которых есть подобный сюжет, принадлежат к австроазиатской языковой семье. Возможно, древний миф об уничтожении лишних солнц первоначально появился в Восточной Азии, а затем в процессе миграций был перенесен на Тайвань, на Филиппины, в Индонезию и на некоторые острова Тихого океана. 

Одна из главных совокупностей эпизодов в мифологиях Восточной и Юго-Восточной Азии описывает появление множества солнц, чей жар угрожает жизни. Стрелок убивает все солнца, кроме последнего. В статье рассматривается ареальное распределение и частота сочетаемости этих и других солярных мотивов. Господствующее в северо-восточной половине Евразии представление о солнце как о женщине сформировалось лишь в голоцене. Оно контрастирует с вариантами, типичными для Америки, Океании и Африки. Мотивы множества солнц, стрельбы по солнцам и исправления особенностей первоначального солнца соединились в это же время. Подобный набор отражен в древних китайских памятниках и в фольклоре Китая и Юго-Восточной Азии, но в Америке эти мотивы друг с другом связаны редко. На юго-западе Евразии солнце в облике мужчины либо женщины встречается с почти одинаковой частотой, что характерно уже для древних мифологий Передней Азии. В целом процентное соотношение вариантов на юго-западе Евразии близко к среднему мировому, тогда как во всех остальных регионах оно сдвинуто в пользу одного из вариантов. Миф о том, как луна спровоцировала солнце съесть своих детей, был принесен ранними мигрантами из Африки на субконтинент Сунда. В конце плейстоцена морская трансгрессия вытеснила часть населения на север: отсюда гены малайских негрито и миф о съеденных солнцем детях в Средней Индии. Эксклюзивные параллели между Балканами и Шэньси («Солнце отказывается от брака»), а также Балканами, Индией и Мадагаскаром («Отмененный космический брак») остаются необъясненными. 

В статье представлена предыстория появления авторской концепции самосборки сюжета. Близость языка демонологических рассказов к разговорному языку требует особого внимания к тексту, к его языковой семантике. Обоснованный автором лингвосемантический подход к анализу текстов продемонстрирован на примере концепта водить воду, широко представленного в мифологических рассказах. Было обнаружено множество предикативных соединений, реализующих смысловые переходы между двумя лексико-семантическими гнездами. Показано, что анализируемые нарративы построены на актуализации внутриязыковых, потенциальных предикаций («события языка») в предикативные синтагмы – мифологические мотивы («язык событий»). Поиск ответа на вопрос, как возникающие в языке взаимодействия между разными уровнями языковой системы (внутриязыковые предикации между вторичными и первичными значениями слов, между буквальными и метафорическими значениями идиоматических выражений и т. п.) преобразуются в текстостроительные конструкты, привел к появлению концепции самосборки сюжета. 

Статья представляет собой часть большого исследования, посвященного изучению мифологических персонажей Русского Севера в гендерном аспекте, что предполагает системный анализ функций, внешности и характеристик этих персонажей. В настоящей работе проведено исследование номинации женского мифологического персонажа бани. Эта номинация может зависеть от локуса (используются дериваты от лексемы баня и др.), от действий, функций (возникают дериваты от глаголов задирать, обдирать, бучить), от внешнего облика.
Кроме того, употребляются лексемы, выполняющие комплиментарную функцию (матушка, бабушка), имена собственные, в том числе связанные с народными представлениями о женщине-повитухе, помогавшей появиться на свет Христу. Женский мифологический персонаж бани предстает в антропоморфном или зооморфном облике, но порой не имеет четкого описания. Этот персонаж может составлять пару с мужским персонажем или представать самостоятельно.
«Хозяйка» бани может помогать человеку или вредить ему, если человек нарушает установленные запреты. Считается, что «семья» мифологических хозяев бани, как и «семья» домовых, может являться зеркальным отражением человеческой семьи.
Исследование проведено на материале архангельских говоров (на базе «Архангельского областного словаря» и его обширной картотеки) и может дать возможность исследователям, ставящим своей задачей проведение сравнительного анализа мифонимов, использовать материал архангельских говоров наряду с другими материалами, собранными на Русском Севере и в других регионах. 

В отечественной традиции открытие жанра детских страшных историй, или «страшилок», – событие, имеющее свою историю, описанную современниками. В 1970 г. на всесоюзной конференции в Новгороде состоялся первый тематический доклад О.Н. Гречиной, которая несколькими годами ранее случайно зафиксировала первые тексты и ввела их в научный оборот. В американской традиции в 1960-х гг. страшные истории стали частью исследований, посвященных детскому нарративу и сопутствующим процессам нарративизации. Другими словами, вплелись в популярную на тот момент тенденцию к изучению спонтанной детской фантазии, и страшные истории, страх, фантазии на тему страха оказались одним из ключевых ее элементов. В данной статье описываются исторические этапы американской науки, которые предшествовали этим событиям и сформировали самобытную традицию изучения детского «страшного» фольклора в Америке.